Сталин и директивы Генерального штаба

Много лет прошло после окончания Великой Отечественной Войны (ВОВ), а споры вокруг причин поражения Красной Армии в первые месяцы войны не затухают и разгораются с новой силой. Почему? Вероятно, потому, что ранее дававшиеся официальные разъяснения были зачастую противоречивы и менялись в зависимости от того, кто был у руля власти в СССР.
Широко известная версия Сталина, которая объясняла все неудачи  внезапным  нападением Германии, затем сменилась версией Н. Хрущева, который объяснил поражения Красной Армии в тот период только ошибками  Сталина.

Горбачевская эпоха гласности позволила открыть новые исторические факты о тех событиях, но до конца они не были тщательно проанализированы. К сожалению, сохранились известные пропагандистские штампы, которые затрудняют объективную оценку истории.
В 1990-х годах по мере рассекречивания архивных материалов возникла новая версия о том, что СССР сам готовил нападение на Германию. К сожалению, еще многие архивные материалы того времени, особенно те, которые касаются непосредственного управления войсками, до сих пор не полностью рассекречены, что вызывает известные затруднения при комплексном анализе выполнения тех или иных приказов и распоряжений.

Темой моей небольшой статьи является исследование времени прохождения приказов от Верховной ставки до войск в первый день войны, 22 июня 1941 года.  По-моему, низкая эффективность управления советскими войсками в первый день войны сыграла свою  трагическую роль в последующих поражениях Красной Армии на начальном этапе войны.
Попробуем более детально рассмотреть то, что происходило накануне войны 21 июня 1941 года и непосредственно в первый день войны, 22 июня1941 года.

Вечером 21 июня 1941 года командование Западным Особым Военным Округом (ЗапОВО) во главе с Д. Павловым и корпусным комиссаром А.Я. Фоминых и членами своих семей допоздна  слушали в минском Доме офицеров оперетту “Свадьба в Малиновке” с участием Аллы Тарасовой.
В это время из Генштаба несколько раз звонили Павлову с целью выяснения обстановки на границе.  По просьбе Павлова начальник войск связи Григорьев  сумел убедить НКВД, чтобы  в Доме офицеров установить ВЧ-связь с Генштабом поэтому Павлов не уходя с концерта успокаивал Москву в том, что на границе всё спокойно. Однако, контролируемая зона не была соблюдена при размещении ВЧ аппарата в доме офицеров и появилась возможность прослушивать  на специальный приемник все разговоры по ВЧ связи. Чем и воспользовались агенты Абвера ( подразделение Брандебург), которые были направлены  в Минск. Можно предположить, что с 21 июня 1941г. все разговоры высшего командования  ЗапОВО по ВЧ полностью контролировались немецкой разведкой из-за того, что эта система защита связи была временной стойкости и достаточно легко поддавалась прослушиванию, если применялись специальные системы перехвата, которые были на вооружении немецкой разведки.

21 июня 1941 года Начальник Генерального Штаба Красной Армии Г. Жуков получил донесение от начальника штаба Киевского военного округа генерал-лейтенанта М. Пуркаева о том, что война с немцами может начаться утром 22 июня 1941 г. Как потом вспоминал Г. Жуков:
 «Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевс¬кого военного округа генерал-лейтенант М. А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик—немец¬кий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска вы¬ходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня.

Я тотчас же доложил наркому и И. В. Сталину то, что передал М. А. Пуркаев.
— Приезжайте с наркомом минут через 45 в Кремль, — сказал И. В. Сталин.
Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н. Ф. Ватутиным мы по¬ехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую го¬товность. И.В. Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.

- А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? — спросил он.
- Нет, — ответил С. К. Тимошенко. — Считаем, что перебежчик говорит правду.
Тем временем в кабинет И. В. Сталина вошли члены Политбюро. Сталин коротко проинформировал их.
— Что будем делать? — спросил И. В. Сталин.
Ответа не последовало.
- Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, — сказал нарком.

- Читайте! — сказал И. В. Сталин.
Я прочитал проект директивы. И. В. Сталин заметил:
— Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений.
Не теряя времени, мы с Н. Ф. Ватутиным вышли в другую комнату и быстро составили проект директивы наркома. Вернувшись в кабинет, попросили разрешения доложить. И. В. Сталин, прослушав проект директивы и сам еще раз прочитав его, внес  некоторые поправки и передал наркому для подписи». (Жуков. Воспоминаниями размышления, том 1, 277-278).

Приведем эту директиву:
Эта директива гласила:
«ПРИКАЗ НАРОДНОГО КОМИССАРА ОБОРОНЫ № 1.
1.Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Копия: Народному комиссару Военно-Морского Флота. 1. В течение 22-23.6.41 г. возможно внезапное нападе¬ние немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных дей¬ствий.
2. Задача наших войск—не поддаваться ни на какие про¬вокационные действия, могущие вызвать крупные осложне¬ния. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийско¬го, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезап¬ный удар немцев или их союзников.

Приказываю:
а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые
точки укрепленных районов на государственной границе;
б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по поле¬вым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;
в) все части привести в боевую готовность. Войска дер¬жать рассредоточено и замаскировано;
г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность
без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;
д) никаких других мероприятий без особого распоряже¬ния не проводить.
                                       Тимошенко. Жуков».

(Директива Народного комиссара обороны С. К. Тимошен¬ко и начальника Генерального штаба Г. К. Жукова командую¬щим приграничных округов о приведении в боевую готовность войск в связи с возможным нападением фашистской Германии 21 июня 1941 г.» // Внутренние войска в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг., 32. Этот документ совпадает с копией, приводимой в «Воспоминаниях и размыш¬лениях» Жукова, том 1,278).   


Можно задаться вопросом, а почему Сталин дал указание дать короткую директиву? Никто из историков этого ранее не объяснял. Попробуем разобраться.
Директива Генерального Штаба по таким вопросам имела гриф  «Совершенно секретно». Директиву составили и отослали с фельдъегерской службой НКВД  в Генштаб, который  зашифровал её и затем разослал по военным округам.  Текст шифрованной директивы  передавали по телеграфным сетям связи в соответствии  с приказом о передаче совершенно секретных документов. Для шифрования документов такой степени секретности использовались  только ручные документы кодирования.

Теперь подсчитаем, сколько знаков составляла эта директива. Директива состояла из 1190 знаков, включая пробелы. Чтобы зашифровать такое сообщение с использование ручных документов кодирования образца 1941 года нужно было не менее 1 часа  20 минут.
Шифрование директивы в Генеральном штабе закончилось в 00:30 22 июня 1941 года.  Эта шифрованная директива поступила в штаб  ЗапОВО  в 00:45. После получения срочной шифровки из Москвы Павлов прибыл в штаб ЗапОВО около часа ночи и стал ожидать её расшифровки. В это время Павлов имел несколько разговоров по ВЧ с Генштабом и подробно объяснял обстановку в своем округе, что позволяло немцам оперативно контролировать ситуацию накануне войны. 

Чтобы разослать эту директиву подчиненным штабам, необходимо было её расшифровать и зашифровать на других ручных документах кодирования. Естественно, ручные документы кодирования, которые применялись для шифрования информации между Генеральным штабом и штабом округом, были совершенно другие, чем те, которые использовались для шифрования информации между штабом военного округа и штабами армий, расположенных в округе.
Таким образом, даже если рассчитывать на идеальную работу телеграфных линий связи, которые не вносят искажений в передаваемые шифрованные сообщения, то минимальный срок рассылки этого приказа мог начаться только не раньше 03:20 мин.

Таким образом,  директива могла быть расшифрована непосредственно в войсках только в 04:40 минут 22 июня 1941 года, уже после начала военных действий.  Если она вообще дошла. В соответствии с докладом  командующего ВВС Западного фронта генерал-лейтенанта авиации Н. Ф. Науменко: «В результате действий германских диверсантов и польских белогвардейцев с 23:00 21.06.41 г. вся проволочная связь штаба военно-воздушных сил Западного особого военного округа со штабами дивизий и штабов дивизий со своими полками была прервана, и каждый аэродром был предоставлен самому себе. В таких условиях началась Великая Отечественная Война». ( Из отчета командующего военно-воздушными войсками Западного фронта за 1941 г. о состоянии военно-воздушных сил фронта и боевых действий за восемь дней войны. (СБД ВОВ, вып. 35 стр. 130).

22 июня 1941 г. в 03:15 подразделение спецназа Брандебург захватилj в Бресте здание НКВД со всеми документами шифрования  ЗапОВО. Таким образом, немцы с этого времени не только смогли полностью контролировать всю шифрованную переписку войск ЗапОВО, но и организовывать успешные радиоигры, направляя  нашим войскам ложные команды и шифрограммы, которые полностью расстраивали систему управления советскими войсками. Поэтому им удалось без боя взять все пять мостов в районе Бреста, так как офицеры Брандебурга прекрасно владели русским языком и по телефонной связи от имени командования отдавали приказы об охране мостов.  Уже к 04:10 в Бресте не работала ни обычная, ни телефонная связь (ПриложениеN1).

Так же медленно шли и дальнейшие распоряжения Генерального штаба фронтам в первые дни войны, что и вызвало огромную неразбериху и даже хаос в управлении нашими войсками, когда вышестоящие приказы верховного командования приходили тогда, когда боевая обстановка полностью менялась, и выполнение этих распоряжений только усиливало путаницу в управлении войсками Красной Армии.  Как здесь не вспомнить письмо начальника войск связи ЗапОВО генерал-майора  А. Т. Григорьева начальнику Управления связи РККА Н. И. Гапичу от 21 августа 1940 года о состоянии связи в РККА, где он прямо говорит, что уровень связи в Красной Армии был на уровне времен Гражданской войны. Можно еще к этому добавить, что не только связи, но и эффективность шифрованной связи не сильно улучшилась с тех времен из-за страшных репрессий в 1937 года, направленных против тех, кто занимался вопросами разработки и изготовления шифровальной техники в СССР.

В первые дни войны сложилась удивительная ситуация по управлению войсками ЗапОВО. Командиры подразделений советской армии должны были выполнять в соответствии со строгой инструкцией те предписания, которые у них хранились в конвертах в запечатанном виде. Их предписывалось вскрывать только при начале военных действий и строго следовать тому, что там было указано. В обстановке беспрецедентной подозрительности и конспирации, которая царила в тот период в Красной Армии, невыполнение распоряжений, которые были указаны в этих предписаниях, расценивалось, практически, как саботаж или шпионаж. И это неминуемо приводило к аресту командира, который осмеливался нарушить предписания.

Дело осложнялось тем, что на тот период в армии царило двоевластие. Введение Сталиным в состав армии комиссаров   было вызвано тем, что он не доверял командирам военных подразделений Красной Армии. И главной задачей комиссаров было осуществлять контроль за правильностью выполнения приказов вышестоящего командования.  А в сложнейшей военной обстановке, которая менялась буквально по минутам из-за внезапного нападения немецких войск, командиры не знали, что надо выполнять – предписания, которые хранились у них, или запоздалые команды высшего командования, которые не учитывали изменившуюся обстановку или ложные команды агентов Абвера.

Такая военная катастрофа навела Начальника Генерального Штаба Г. Жукова на мысль о вероятной измене. 19 августа 1941 года он от¬правил Сталину такой доклад: «...Я считаю, что противник очень хорошо знает всю систему нашей обороны, всю оперативно-стратегическую группировку наших сил и знает ближайшие наши возможности. Видимо, у нас среди очень крупных работников, близко соприкасающихся с общей об¬становкой, противник имеет своих людей...» (Русский архив. Великая Отечественная. Ставка  ВГК. Документы и материалы ,1941 г. Т .16 , с . 361. М.; Издательство ТЕРРА,1996).

Забыл Начальник Генерального Штаба о разгромном поражении Красной Армии в 1920 году во время боев за Варшаву, когда польские спецслужбы не только прослушивали всю секретную связь Красной Армии, но и эффективно использовали радиоигры, чтобы уничтожать противника.  Через двадцать лет немецкие спецслужбы, оснащенные лучшим информационным  оружием в мире, намного превзошли их, разгромив многочисленные воинские подразделения Красной Армии!

Парадокс истории! В начале XX века Россия первая создала  мощнейшее информационное оружие – радиоигры.  Но именно это  оружие  и нанесло нашей стране  самые сокрушительные и беспощадные  удары во время войн, в которых она участвовала в  XX веке! 

                                                                                                                                                              Приложение N 1

Докладная записка секретаря Брестского обкома КП(6)Б Т. И. Новиковой секретарю ЦК КП(б)Б Г. Б. Эйдинову о положении в Брестской области

г. Гомель 19 июля 1941 г.

22 июня в 4 часа утра немцы начали обстреливать гор. Брест артиллерийским огнем. В 4 ч. 10 мин. мы вместе с т. Бессоновым пришли в обком КП(б)Б. Тов. Тупицын и другие были уже там. Телефонная связь в обкоме (городской телефон, ВЧ) была прервана, созвониться с ЦК КП(б)Б, РК КП(б)Б и городами мы не могли. В 4 ч. 30 м. в подвале обкома КП(б)Б собралось около 100 коммунистов. Часть коммунистов направлена была в горвоенкомат, часть коммунистов находилась на своих предприятиях и в учреждениях. Связи с предприятиями и учреждениями у обкома не было.

Немецких самолетов в городе было очень мало, немцы артиллерийским огнем бомбардировали крепость, военные северные и южные городки, здания обкома КП(б)Б, исполкома облсовета, областной конторы Госбанка, обл. управления НКГБ, больницы. Здания в Бресте почти не разрушены, за исключением вокзала и спиртоводочного завода, горевших в первые часы бомбардировки. Как получилось так, что в ночь на 22 июня 1941 г., еще до начала артподготовки, германский спецназ захватил неповрежденными все пять мостов в районе Бреста?

Немцы с самолетов сбросили большое количество антисоветских листовок в городе и за городом; многие, поднимавшие листовки, тут же их уничтожали.
В течение 3-х часов обком не имел связи ни с начальником гарнизона, ни со штабом 4-й армии, ни с погранотрядом. Несмотря на розыски начальника и зам. нач. гарнизона, их в городе не нашли.

2 раза собирались секретари обкома с тем, чтобы решить, что делать, но так ничего и не решили. Мы рассчитывали на то, что наши советские самолеты, воинские части вступят в бой. Мысли об уходе из города не было. Но в 7 ч.—7 ч. 30 м. утра в обком зашел т. (в тексте фамилия не указана. — Ред.) и заявил т. Тупицыну, что немцы вошли в город. Тов. Тупицын дал указание всем выйти из города. Примерно на расстоянии 6 км от города я видела т. Тупицына, потом его потеряла из виду и направилась вместе с тт. Марченко, Лахей, Морозовым по направлению к Жабинке, оттуда — Кобрин, Антополь, Пинск.

Перед уходом из обкома была уничтожена вся секретная переписка в несгораемых шкафах тт. Тупицына, Бессонова и моем. Зав. особым сектором т. Малашенко уничтожил решения бюро «особая папка», решения ЦК ВКП(б) и ЦК КП(б)Б за 1941 г., шифр, не успел уничтожить решения ЦК ВКП(б) и ЦК КП(б)Б за 1940 г. Я не видела зав. учетом т. Копкова, но мне передавали, что он не нашел ключи от комнаты, следовательно, все дела учетного отдела не уничтожены. Не уничтожены учетные карточки коммунистов Брестским ГК и Брестским РК КП(б)Б, так как т. Коротков (2-й секретарь ГК КП(б)Б) не нашел зав. учетом Литвинову, у которой находились ключи, т. Короткое заявил, что она была убита у себя во дворе. Зав. орг.-инстр. [отделом] Брестского РК КП(б)Б т. Клюйко два раза прибегал в обком, искал зав. учетом и т. Дядева, искал их также на квартирах, но не нашел, поэтому партдокументы не уничтожены.

Из города отступали неорганизованно. Население с первых же выстрелов бежало за город, в 7—7 1/2 ч. утра уходили коммунисты из обкома партии, причем коммунистов, находящихся на предприятиях и в учреждениях, в известность не поставили о выходе из города, следовательно, часть коммунистов осталась в городе. <…>
В дороге под Слуцком застрелены члены ВКП(б) т. Трофимов — нач. отдела обл. управления НКГБ, сотрудник т. Курусь и нач. Брестского РО НКГБ т. Ершов; они были приняты за диверсантов и застрелены нашим отрядом.

Никто из Брестской организации не видел в пути депутатов Верховных Советов тт. Савчук, Побудей и Борщевскую, по-видимому, остались в Бресте. <…>
Депутат Верховного Совета БССР т. Ширинга (зав. райсобесом Порозовского р-на) и Фунт Мария — депутат облсовета остались в Порозовском районе, выезжать отказались (по сообщению т. Драница).

Об остальных активистах из местных товарищей ничего неизвестно.
В городе до 22.VI шли усиленные слухи, что немцы в ближайшее время начнут войну с СССР, называлась дата наступления — 10, 15, 25 июня. Но официально никто из руководителей обл. управлений НКГБ, НКВД, погранотряда, 4-й армии, насколько мне известно, ни обком партии, ни т. Тупицына об этом не ставили в известность. 22.VI около 2 час. ночи, между прочим, в беседе нач. обл. управления НКВД т. Овчинников сказал мне, что он 21.VI получил распоряжение из наркомата и дал сам распоряжение всем нач. объектов спец. строительства очистить посадочные площадки, а в Гомеле полковник т. Белов говорил мне, что он такое указание дал т. Овчинникову 20.VI.

Неприглядно выглядит руководство 4-й армии. Нам передавали, что штаб 4-й армии получил шифровку в 2 часа ночи 22.VI. Член реввоенсовета т. Шлыков после звонка выехал из Бреста в Кобрин, но оттуда в обком никто не звонил. Какое указание было дано командующим дивизиями и нач. гарнизона и было ли оно дано — обкому неизвестно. Когда началась война, многие командиры, политработники, красноармейцы уходили из города почти без всякого оружия, полуодетые, командиры в пути заявляли, что в крепости сосредоточено большое количество орудий, но боеприпасы не были подвезены. Большинство командиров жило в городе, красноармейцы крепости оставались без всякого руководства, причем в ночь на 22.VI якобы комсостав был собран на учение. Этот факт требует дополнительной проверки.
О руководстве 4-й армии обкомом КП(б)Б 26.VI послано спецсообщение т. Пономаренко.
По-моему, неправильно вел себя нач. погранотряда т. Кузнецов, имевший сигналы и не поставивший обком в известность. Нам передавали, что наш осведомитель 21.VI заявил т. Кузнецову, что на границе большое скопление немецких войск, усиленно подвозятся орудия и боеприпасы, т. Кузнецов об этом сообщил в Минск т. Богданову или дежурному по штабу, но ничего не сообщил обкому. <…> Прилагаю две докладные записки тт. Богданова и Иоффе, характеризующие положение дел в районах, занятых немцами.

Секретарь Брестского обкома КП(б)Б Т. Новикова

НАРБ, ф. 4п, оп. 29, д. 3, л. 54–59. Подлинник.