Версия для печати

Судьба моя сложилась так, что службу на подводном флоте я начал уже сформировавшимся морским офицером. Окончив в 1954 г. Высшее ВМУ имени М.В. Фрунзе (ныне Морской корпус Петра Великого), я был назначен минным офицером на базовый тральщик "Дмитрий Лысов" 94-й бригады траления БФ, несмотря на то что по медицинским показателям был признан годным для службы на подводных лодках и аттестован на должность командира торпедной группы ПЛ. И не моя вина в этом, но было указание сверху: "фрунзаков" (так называли выпускников нашего училища) на ПЛ не назначать, поскольку офицеры-подводники уже выпускались Балтийским высшим ВМУ. Так что на подводные корабли пути для меня были практически закрыты. На тральщике мне довелось участвовать в боевом тралении акваторий Балтийского моря. Минная обстановка на Балтике долгие годы после войны оставалась сложной и опасной для судоходства. Так, каждый год после вскрытия льдов и ледохода в акватории Финского залива появлялось до 5-10 плавающих мин, сорванных при ледоходе с якорей. Да и мы при контрольных тралениях миноопасных районов периодически вытравливали и якорные мины и ликвидировали оставшиеся донные. В 1959 г. я был переведен на СФ и назначен помощником командира сторожевого корабля "Леопард" (проект 50).

АТТЕСТАЦИЯ ПОМОГЛА ТОЛЬКО В 1961-м

В конце 1950-х - начале 1960-х гг. наш ВМФ переживал очередной, извините за выражение, погром, инициированный первым "перестройщиком" и "великим специалистом" по кукурузе Хрущевым, заявившим, что военный флот годится только для визитов и парадов, поэтому все крейсера надо "распилить" (это его выражение), а все задачи обороны страны решат "ракеты" (?!). Тогда и были утилизированы новейшие крейсера, значительная часть корабельного состава надводного флота пошла на консервацию, в том числе и мой СКР "Леопард". Должность помощника командира сторожевика, находящегося в консервации, сокращалась, поэтому кадровики СФ начали искать мне другую службу.

Ракетный подводный крейсер стратегического назначения проекта 667-А.
Фото из книги ''Боевой путь ВМФ СССР''.

Хорошо помню, какое отвратительное было настроение, когда настойчиво и чуть ли не принудительно кадровики предлагали перейти в РВСН или Войска ПВО - оба эти виды ВС как раз начинали свою историю и интенсивно развертывались, в том числе и за счет кадров офицерского состава ВМФ. Категорически отказался от нескольких береговых должностей, в том числе и от должности "офицера генеральных проверок" РВСН. В конце концов (помогла моя лейтенантская аттестация) меня назначили в 1961 г. помощником командира дизельной ракетной подводной лодки К-118 проекта 629. Эта ПЛ была оснащена ракетным комплексом Д-2 с тремя пусковыми установками баллистических ракет (БР) Р-13. Скажу прямо, я был очень доволен таким назначением - кончились "скитания" по коридорам кадровых "присутствий", нудные уговоры и угрозы кадровиков, в том числе и "сухопутных":

Командовал моей К-118 капитан 2-го ранга Кирилл Курдин (отец известного в ВМФ председателя Санкт-Петербургского клуба моряков-подводников капитана 1-го ранга Игоря Курдина). Лодка находилась в составе 140-й отдельной бригады ПЛ СФ, дислоцирующейся в губе Оленьей. Это было первое в нашем ВМФ соединение ракетных лодок с БР. Надо сказать, что с конца 1950-х гг., несмотря на хрущевский погром надводного флота, шло довольно массовое строительство дизельных ПЛ и начиналось производство атомных.

В то время на флоте было немного офицеров плавсостава, хорошо знавших, как и почему баллистическая ракета "летает" и попадает в назначенную цель. И я не был исключением. Спустившись в первый раз через рубочный люк в свою ПЛ и пройдя по отсекам, я убедился, что не так все просто, как я представлял. В курсантскую пору мне довелось быть на практике на двух легендарных ПЛ - "малютке" М-171, которой в войну командовал Герой Советского Союза В. Стариков, и подводном минном заградителе "Лембит". Эти ПЛ прошли суровую школу Великой Отечественной войны. Конечно, устройство тех подводных кораблей и правила службы на них были проще, чем на ракетной ПЛ, оснащенной ракетно-ядерным оружием и навигационным комплексом с астронавигационной системой. Пришлось изучать оружие, технические средства и устройство корабля. Методика была проста - на месяц запретил себе "сход на берег", в вечернее время ходил с вахтой на ПЛ. Приходилось проводить там и ночи. Вникал в отработку вахтой борьбы за живучесть корабля, изучал методом опроса заведование каждого матроса и старшины, находящегося на вахте. А в дневное время исполнял свои непосредственные обязанности помощника командира, от которых меня никто не освобождал. Служба шла своим чередом. В начале 1962 г. в соответствии с указанием главнокомандующего ВМФ был направлен на курсы для командиров ПЛ, старших помощников и помощников по изучению ракетного оружия наших лодок и способов его применения. В конце года уже сдал зачеты и был допущен к самостоятельному управлению ПЛ, а в мае 1963-го назначен старшим помощником командира такого же проекта 629 К-110.

КОМАНДИР СТРАТЕГИЧЕСКОГО КРЕЙСЕРА

Первые РК наших ракетных ПЛ были, конечно же, еще не совершенными, поэтому подготовка корабля к стрельбе БР была тогда довольно примитивной. Так, например, система управления ракетным комплексом (РК) и ее приборный состав требовали длительного разогрева (до 10 часов) и не обеспечивали необходимой точности выработки исходных данных для стрельбы. Поэтому расчеты пеленга и так называемой "дальности геодезической" до объекта поражения (цели) делали, как говорят на флоте, "врукопашную": высчитывали по мореходным таблицам группой из трех человек, которую возглавлял старший помощник. Полученные данные усреднялись и вводились в систему управления РК. Старт ракет производился только из надводного положения, что лишало подводный корабль одного из важнейших его оперативно-тактических качеств - скрытности. Да и дальность стрельбы БР не превышала 500 километров. Привожу эти данные не с целью дискредитации ракетно-ядерного компонента нашего подводного флота того времени, а чтобы показать, каким он стал всего лишь через шесть лет, когда мне, командиру новейшего атомного ракетоносца, доверили выполнить из подводного положения восьмиракетный залп БР с дальностью стрельбы уже до 2500 км.

После окончания в 1965 г. Высших офицерских классов ВМФ я был назначен старшим помощником командира на первую отечественную атомную ракетную лодку К-19 (проект 658), которая после случившейся в 1961 г. первой на флоте крупной радиационной аварии ядерного реактора была прозвана "Хиросимой". Командовал К-19 тогда капитан 2-го ранга Эрик Ковалев, молодой, но талантливый командир, который в моей морской судьбе, а именно в командирском становлении, сыграл немаловажную роль (в приближении 100-летнего юбилея подводных сил России считаю обязательным вспомнить о нем). В подтверждение этому можно привести хотя бы такой случай. В конце 1966 г. выходим на ракетную стрельбу. Корабль подготовлен к выходу, командир запрашивает "добро" на выход в море у оперативного дежурного эскадры. Получает команду: "Ждать прибытия на борт командующего СФ адмирала Лобова". Ждем. На ПЛ порядок, все отработано, оружие и технические средства исправны. Прибывает С.М. Лобов - командующий флотом, дает "добро" на выход. И вот в этот момент командир запрашивает разрешение у командующего, чтобы на выходе из базы командовал ПЛ старший помощник. Лобов разрешает, и я вступаю в командование кораблем. Выхожу из базы, затем из Кольского залива. В точке погружения в командование кораблем вступает Ковалев.

После стрельбы возвращаемся в базу. Командир опять запрашивает разрешение у командующего СФ передать командование ПЛ старшему помощнику, получает разрешение, и я выполняю маневрирование по входу в базу и швартовке к причалу. Получаю незначительное замечание командующего и его оценку: старпом подготовлен хорошо. Доверить своему старшему помощнику управление ПЛ в присутствии высокого начальства - красноречивый показатель отношения командира ПЛ Эрика Ковалева к кадрам. И такие взаимоотношения на всех уровнях в иерархии "командир - подчиненный" на флоте очень ценятся. В мае 1967 г. я был назначен командиром К-19. По итогам боевой подготовки 1967 г. моя лодка К-19 заняла первое место в ВМФ по ракетной подготовке и получила соответствующий приз главкома ВМФ.

Далее последовали очередные изменения в моей службе: в октябре 1969 г. был назначен командиром (в первом экипаже) второй в серии новейших атомных ракетных подводных крейсеров стратегического назначения проекта 667-А лодки К-140 (РК Д-5, БР типа Р-27). Здесь следует пояснить, что в это время на подводных ракетоносцах стратегического назначения для обеспечения наибольшего времени их патрулирования в районах боевого предназначения (максимума так называемого "коэффициента оперативного использования") была введена система парных экипажей: один экипаж на боевой службе, второй - на берегу (отпуск, подготовка к очередному циклу патрулирования). Далее смена экипажей и выход корабля на боевую службу со вторым экипажем.

Через некоторое время РПКСН К-140 принял второй экипаж и стал готовить его к переходу в Северодвинск на ремонт и модернизацию. Мой экипаж принял крейсер такого же типа К-32. Мне командованием эскадры были поставлены следующие задачи: подготовить корабль и экипаж к выходу на боевое патрулирование и к выполнению стрельбы восьмиракетным залпом.

"СТАРТ ПРОШЕЛ НОРМАЛЬНО"

На подготовку к боевой службе отводилось месяцев пять, а на подготовку и выполнение стрельбы - не более трех. Задача упрощалась тем, что первый экипаж К-140 был хорошо подготовлен, и в этом нужно отдать должное первому его командиру капитану 1-го ранга (ныне вице-адмиралу) А.П. Матвееву. Хорошо знали свое дело штурман ПЛ капитан 3-го ранга И.Ф. Величко, с которым я служил еще на дизельных ПЛ, младший штурман капитан-лейтенант В.С. Топчило, командир ракетной боевой части (БЧ-2) капитан 2-го ранга В.М. Сомкин (ныне покойный). Подготовка шла под строгим контролем командования и офицеров штаба дивизии и эскадры. Особо хотелось в этой связи отметить помощь флагманского штурмана эскадры капитана 2-го ранга В.В. Владимирова, флагманского специалиста ракетного оружия капитана 2-го ранга Ю.И. Титова, руководителей электромеханической службы капитанов 1-го ранга М.А. Суетенко (ныне покойный) и Э.Ф. Зенкевича. Мне же приходилось, как говорится, дни и ночи проводить на корабле в хлопотах и организации подготовки лодки и экипажа.

Поясню, почему была поставлена задача стрелять именно 8 БР, а не 12 или 16. Дело в том, что, как говорится, "не было бы счастья, да несчастье помогло": во время несения боевой службы другим экипажем - РПКСН К-32 - восемь ракет боекомплекта оказались "разампулизированы", по этой причине срок их гарантированной службы был значительно снижен, и они по всем ракетным канонам подлежали отстрелу в трехмесячный срок. Поэтому командованием ВМФ и было принято решение использовать эти ракеты для проверки боевых возможностей ракетоносца проекта 667-А в основном боевом режиме использования РК Д-5 при залповой стрельбе половинным боекомплектом ракет (ранее таких стрельб никогда не проводилось).

Стрельба была запланирована на середину декабря 1969 г. Примерно за месяц стали прибывать на эскадру представители науки и промышленности, желающие принять участие в этом уникальном испытании. Причем горевших желанием выйти в море на стрельбу набралось не менее 100 человек. Что делать? Столько пассажиров на борт я взять не мог. По подводным правилам и инструкциям разрешалось превышение экипажа ПЛ не более чем на 10%, т. е. на 13-14 человек. Ни я, ни командование дивизии и эскадры не могли решить, кого персонально брать. Все заслуженные люди, ученые, руководители предприятий и пр. На одном из совещаний я предложил провести медицинское освидетельствование всех жаждущих попасть на стрельбу, а с признанными годными провести тренировки по легководолазной подготовке (использование водолазного снаряжения подводника, выход из торпедного аппарата и пр.). Ведь всякое может случиться, убеждал я, при аварийной ситуации на ПЛ. Показательно, что все "претенденты" на поход согласились и на такие "испытания", хотя многие из них были далеко не молоды, да и здоровье у большинства было далеко не "геркулесовское". Но всем уж очень хотелось присутствовать, поскольку таких стрельб в истории ВМФ и его ракетного оружия стратегического назначения, да и у наших нынешних "друзей"-американцев еще никогда, повторяю, не проводилось. В результате на выход в море были утверждены 16 человек, в число которых был включен и генеральный конструктор РК академик В.П. Макеев - "отец родной" всех морских РК стратегического назначения.

Вышли на стрельбу 18 декабря (кстати, в мой день рождения). Погода хорошая: ветер в пределах 5-6 метров в секунду, море 2-3 балла (редкость для Баренцева моря), видимость полная, облачность не более 3 баллов, полярная ночь. Старший на борту - командир 31-й дивизии атомных ракетных подводных лодок капитан 1-го ранга (ныне вице-адмирал, Герой Советского Союза) Л.А. Матушкин. Руководитель стрельбы (на надводном корабле) - командир 12-й эскадры ПЛ контр-адмирал (ныне вице-адмирал) Г.Л. Неволин. Надо сказать, что благодаря его настойчивости и профессионализму моряка-подводника была воспитана целая плеяда командиров РПКСН. При подготовке к стрельбе он лично занимался всеми возникающими проблемами и принимал решения и меры по их разрешению.

Стрельба должна выполняться с оборудованной позиции (в видимости береговой черты и навигационных знаков). Далее, чтобы читателям, не знакомым с нашей подводной службой, было понятно, как выполнялась такая стрельба, привожу подробно всю динамику ее подготовки и выполнения. Итак, ПЛ заняла исходную точку маневрирования и погрузилась на перископную глубину. На малом ходу начали проверку системы курсоуказания. Штурманы во главе с флагманским штурманом эскадры капитаном 2-го ранга В.В. Владимировым определили поправку пеленга стрельбы. От точности работы штурманов по определению поправки пеленга зависит отклонение ракеты от истинного направления на объект поражения (цель). Закончили работу на первом тренировочном галсе. Возвращаемся в исходную точку и ложимся на боевой курс, приводим систему курсоуказания в норму для выполнения стрельбы. Запрашиваем у руководителя разрешение на стрельбу. Ждем. Получаем "добро на работу", держим звукоподводную связь с руководителем, погружаемся на стартовую глубину, дифферентуем лодку с дифферентом "ноль". Скорость - 3,5 узла. Все готово.

- Боевая тревога, ракетная атака!

Напряжение нарастает и, видимо, наибольшее - у меня:

- Начать предстартовую подготовку!

Идет предстартовая подготовка: кольцевые зазоры ракетных шахт заполняются водой, все ракеты готовы к старту, крышки ракетных шахт первой четверки ракет в готовности к открытию. Даю команду: "Открыть крышки шахт!". Крышки открыты. "Старт!". Пустили секундомер. Старт первой, затем с интервалом в 7 секунд стартуют вторая, третья и четвертая ракеты. Старт ощущается по толчкам в прочный корпус ПЛ. Даю команды: "Задраить крышки ракетных шахт первой "четверки"!". "Открыть крышки шахт второй "четверки"!". На эту операцию отводится полторы минуты. Операция выполнена, готов дать команду на старт второй "четверки" ракет, но лодка начинает проваливаться за коридор стартовой глубины. Что делать? Создающаяся ситуация чревата отменой старта ракет, так как выход за пределы, установленные инструкцией, глубин стартового коридора приводит к автоматической отмене старта и возвращению всего РК и технических средств в исходное положение. Понимаю, что возникает нештатная ситуация: инструкция по управлению ПЛ при пуске ракет гласит, что после старта первых четырех ракет лодка имеет тенденцию к всплытию и ее необходимо утяжелять, т.е. принимать балласт. Однако на практике - все наоборот. Даю команду откачивать воду из уравнительной цистерны, но понимаю, что инерционность лодки (все-таки водоизмещение около 10 тысяч тонн) большая и мы можем выйти за стартовую глубину. Приказываю увеличить скорость хода плавным добавлением до 20 оборотов каждой турбине. При этом учитываю, что стартовая скорость не должна превышать 4,25 узла. Проходят секунды. Крейсер держит стартовую глубину, сбрасываем по 10 оборотов... Командую: "Старт!". Стартуют последние четыре ракеты.

Командир БЧ-2 докладывает: "Старт прошел нормально, замечаний нет". Чувствую, как неимоверное нервное напряжение этих последних минут начинает спадать. Слегка повременив, объявляю по громкоговорящей связи экипажу: "Впервые в истории нашего ВМФ и в мире выполнен восьмиракетный залп баллистических ракет комплекса Д-5. Благодарю экипаж за службу!". В центральном посту и по отсекам корабля раздается "Ура!". Далее всплываем в надводное положение, ложимся на курс в базу. Получаем благодарность от руководителя стрельбы и сообщение, что боевое поле приняло все восемь ракет, отклонение от цели (центр группирования головных частей) первой и второй четверки ракет в пределах нормы.

Придя в базу, я узнал, что многие жители Гаджиева наблюдали результаты нашей работы. Время пуска - 8 часов 30 минут, когда офицерский состав и мичманы шли на службу из городка. Видимость была хорошая, и они видели, как ринулись по небосводу четыре светящихся объекта, а сразу за ними - еще четыре таких же метеора.

"КТО ВЫПОЛНЯЛ ЗАЛП?"

После выполнения стрельбы экипаж начал интенсивную подготовку к боевой службе. Думать о наградах и поощрениях за успешно выполненную задачу было некогда, да и не принято. Однако посещающие нашу базу представители промышленности интересовались, как нас отметили за эту стрельбу, поскольку они уже получили ордена и премии. Мы пожимали плечами и отвечали, что, видимо, до нас очередь еще не дошла. Но эта очередь так и "не двигалась", и мы об этом "награждении" как-то даже забыли.

В начале 1970 г. Военно-морской флот СССР готовился к участию в грандиозных маневрах "Океан". Планами предусматривались комплексные учения на всех флотах и флотилиях. В марте на флотилию (к этому времени наша эскадра стала флотилией) прибыл главнокомандующий ВМФ Адмирал флота Советского Союза С.Г. Горшков с комиссией для проверки нашей готовности к участию в "Океане". Помню, что РПКСН под командованием капитана 2-го ранга Владимира Громова ставилась задача пуска ракет из северной части Атлантического океана по морскому району в Норвежском море. Принимали участие в маневрах и другие наши корабли. На разборе результатов проверки готовности к участию в этих глобальных маневрах были приглашены и командиры ПЛ, выполнявших задачи боевой службы в период проведения маневров, в том числе и я. Все участники совещания собрались в конференц-зале Дома офицеров базы. Кроме нас, гаджиевцев, присутствовали представители и других объединений и соединений СФ, которым предстояло решать задачи на учениях.

И на этом разборе случилось неожиданное, можно сказать, "происшествие" лично для меня и моего экипажа. После вступительного слова главнокомандующий Горшков спросил, кто выполнял восьмиракетный залп? Я встал и представился. Главком говорит: "Расскажите, как вы выполнили стрельбу, какие ваши впечатления и ощущения?". В течение 4-5 минут я доложил об особенностях выполнения стрельбы. Горшков спросил: "Вы уверены в боевых возможностях ракетного комплекса? Если вам будет поручено, выполните пуск и 16 ракет?". Я ответил утвердительно. "Это хорошо. Тем более вы идете на боевую службу и задачи вам предстоит решать боевые", - напутствовал главком. Я ответил, что экипаж готов выполнить поставленные задачи. В завершение беседы Горшков неожиданно спросил: "Товарищ Бекетов, как вас поощрили?". Я, честно говоря, замешкался с ответом. Но за меня ответил командующий флотилией вице-адмирал Г.Л. Неволин. Он сказал, что командир и экипаж не поощрены, так как против выступает начальник Управления ракетно-артиллерийского вооружения ВМФ (УРАВ ВМФ) вице-адмирал Сычев. (Кстати, очень уважаемый подавляющим большинством флотских ракетчиков адмирал). "Сычев, - поглядел на него главком, - в чем дело?". Сычев ответил, что этот экипаж фактически вывел из строя восемь боевых ракет, "разампулизировал" их в результате неграмотного обслуживания и их нужно наказывать, а не награждать. Но сразу же вмешался Неволин: "Сычев не прав,- стрелял другой экипаж!". Но Горшков уже не слушал. Он сказал начальнику УРАВ, что он не понимает важности такой залповой стрельбы. "Ведь мы утерли нос американцам, вот что главное. Командира и экипаж поощрить и мне доложить", - заключил главнокомандующий. В итоге этой неожиданной "коллизии" я был награжден орденом Красного Знамени, награждены были также офицеры, мичманы и матросы экипажа. Позже кадровики показали мне подписанное командующим флотилией Неволиным представление на награждение меня орденом Ленина. Но, как говорится, такова флотская жизнь и ее "извилины"!

ЕЩЕ ЧЕТЫРЕ РАКЕТЫ

Еще одно небольшое "воспоминание" о ракетных стрельбах. В июне 1972 г. командованием флотилии мне было приказано выполнить ракетную стрельбу, которая будет представлена на приз главкома ВМФ. Выполнять задачу предстояло из района Норвежского моря, примерно в 120 милях к востоку от острова Исландия. Планировался пуск четырех БР с различными интервалами пуска. Руководителем стрельбы был назначен командир дивизии контр-адмирал Л.А. Матушкин.

Прибыв в точку встречи с большим противолодочным кораблем (БПК), на борту которого находился руководитель стрельбы, я начал маневрирование в целях проведения доразведки района огневой позиции и проверки системы курсоуказания. Обнаружив и классифицировав надводный корабль как БПК, вышел на связь с руководителем и доложил ему о готовности к выполнению стрельбы. После получения разрешения погрузился на стартовую глубину и лег на боевой курс. Связь с руководителем осуществлял с использованием аппаратуры звукоподводной связи.

Выполнил пуск первых двух ракет, пуск следующих двух ракет произвел с интервалом в две минуты. Все сработало нормально, замечаний не было. Доложил руководителю. Получил поздравление с успешным выполнением ракетной стрельбы и "добро" следовать в базу. Через несколько минут руководитель передал мне, что в район прибыл самолет базовой патрульной авиации США "Орион" и начал поиск моей ПЛ. Я запросил разрешение следовать под килем БПК. Получив разрешение, занял место под БПК на глубине 40 метров и следовал вместе с ним. Руководитель по звукоподводной связи периодически информировал меня о действиях американского самолета: ставит барьеры буев, но к БПК не приближается, облет его не совершает, поставил еще два барьера и т.д. Примерно минут через 20 руководитель сообщил, что самолет убыл и приказал мне следовать в базу самостоятельно.

Наши действия по выполнению стрельбы и ее результаты получили высокую оценку. При этом на разборе было отмечено, что хотя по условиям проведения этого боевого упражнения не планировалось преодоление противолодочных рубежей, которые на подобного рода учениях и боевых упражнениях создавали наши противолодочники, эту задачу внепланово фактически решили сами американцы.

По итогам боевой подготовки 1972 г. мой экипаж РПКСН К-140 занял первое место в ВМФ, получил приз главкома за стрельбу - кубок, который остался навечно в нашей родной Краснознаменной 31-й дивизии ПЛ. Вот такой была подводная служба и "жизнь" в золотые годы выхода нашего флота в океан и превращения его в атомный ракетно-ядерный щит страны.


	ПАМЯТЬ