|  вооружения

«Булавой» по здравому смыслу

Ракетный комплекс морского базирования принят на вооружение по результатам... аварийного пуска

Любой грамотный специалист, проведя несложный контент-анализ официальной информации о результатах испытаний баллистической ракеты «Булава», наверняка отметил отсутствие обычных для подобного рода сообщений ключевых слов: «квадрат» и «цель». Вместо этого была использована железнодорожная терминология – выясняется, что БРПЛ, как поезд по расписанию, прибыла на камчатский полигон Кура. Совершенно очевидно, что эти пассажи предназначались для массового неискушенного читателя, который не видит разницы между понятиями «полигон», «боевое поле», «квадрат» и «цель». Обывателю, разумеется, неведомо, что объекты эти расположены не в болотистой местности, не приспособленной для топогеодезической привязки мест падения головных частей ракет, вне зоны действия кинотеодолитов, теле- и радиометрических средств и сейсмических датчиков.

ОПАСНОСТЬ ДЛЯ ВСЕГО МИРА

Между тем людям компетентным, конечно, известно, что при стрельбе на межконтинентальную дальность допустимое отклонение головной части ракеты от цели составляет 100–200 м и, следовательно, при наличии мощного компьютерного и математического обеспечения засечь место падения ГЧ проще простого. Если, само собой, промах не достигает десятков и сотен километров. Но подобное происходит при аварийных пусках ракет, испытания которых признаются незачетными.

За полвека существования полигона Кура (кстати, весьма престижного для ракетчиков места службы) там случалось всякое. В том числе имели место и поиски в болотах головных частей межконтинентальных БРПЛ, занимавшие порой недели из-за погрешностей, вносимых в БСУ при старте с подвижной платформы – атомной подводной лодки.

Отнюдь не специалистам были адресованы и бравурный предвыборный ролик «Единой России» под названием «С больной «Булавы» на здоровую», и материал в одном из российских официозов, из которого граждане РФ могли узнать, что «с четвертой попытки ракета наконец взлетела и попала куда надо». Еще большее недоумение у экспертов вызвали сообщения в канун Дня Военно-морского флота России о приеме комплекса БРПЛ «Булава» на вооружение.

Вдобавок позднее выяснилось: аварийный пуск проводился в упрощенных условиях – по волнению моря, с малой глубины и при невысокой скорости в момент старта. И главное – в нештатной боевой комплектации ракеты. В данной ситуации довести до ума «Булаву» в процессе эксплуатации не помогут все письменные заключения ведущих научных организаций Минобороны (см. статью в «НВО» № 28, 2007, стр. 4).

Специалистов не могла не насторожить озвученная начальником Генерального штаба Юрием Балуевским идея о статистических испытаниях «Булавы» (так называемый метод Монте-Карло), когда по результатам аварийных пусков доработки будут вноситься при серийном производстве. Такой опыт уже имеется, правда, негативный, когда все ракетные комплексы «Темп-С» и РС-18 после полигонных испытаний оказались неработоспособными.

Следует признать продуктивность советской традиции строгого спроса за выполнение технических регламентов и проведение испытаний в полном объеме. Это результат тяжелого урока октября 1960 года – взрыва системно не готовой к эксплуатации ракеты Р-16 (тогда среди 92 погибших оказался и первый главком РВСН главный маршал артиллерии Митрофан Неделин).

А в общем-то сегодня стало очевидным, что открыть новый путь в морском ракетостроении Московскому институту теплотехники оказалось не под силу. Однако беда не в этом. Системно неорганизованная БРПЛ угрожает жизни не только экипажа корабля (который следует награждать после каждого выхода на боевую службу), но и всему миру, оставляя при этом невостребованным потенциал сдерживания и устрашения, заложенный в главных ресурсах эффективности оружия – точности и надежности доставки к цели головной части изделия. Сдерживающими факторами здесь служат информационно-коммуникационные технологии, а не производственные мощности по изготовлению твердотопливных ракетных двигателей (РДТТ), как считают некоторые уважаемые ветераны-ракетчики.

ОПЫТ ПРОШЛОГО СВИДЕТЕЛЬСТВУЕТ...

Конструкция ГЧ и система ПРО выступают инструментом политики экономического изматывания потенциального противника. Арбитрами в этом состязании давно стали испытатели и ученые полигонов приема боевых блоков ракет различных видов базирования. В то же время для «партнеров» РФ вполне доступна информация о точности попадания в цель отечественных ракет – ключевая при ведении технологической борьбы при создании головных частей.

Вспомним историю: разделяющиеся (кассетные) боевые части (МРВ), боевые части индивидуального наведения (МИРВ) и, наконец, маневрирующие БЧ (МАРВ) последовательно наносили удары по оборонному бюджету СССР и России.

При оснащении БРПЛ ГЧ типа МИРВ с критичными условиями входа боевых блоков в атмосферу неизмеримо возросли требования к боевой ступени ракеты – своего рода «автобусу» – по точности разведения ББ на каждую цель в любой точке зоны значительного радиуса. Об этом говорят и значительные отклонения боевых блоков «Булавы», закономерные по Циолковскому, когда при более коротком активном участке траектории боевой ступени не хватает топлива не только на развоз штатных ББ, но и на ложные цели. Известно: уже в 1970-е годы для преодоления ПРО боевая ступень отечественных БРПЛ комплектовалась (вместо одного или двух боевых блоков) средствами радиотехнической защиты в виде ложных целей.

Сложность модернизации БРПЛ, связанной с совершенствованием боевой ступени, вызывала необходимость проведения наземных летно-конструкторских и совместных испытаний на полигоне Капустин Яр. В отличие от испытаний в составе штатного комплекса такой подход позволял устранить конструктивные недостатки, связанные, в частности, с попаданием в резонанс частот ББ и ракеты в конце активного участка траектории полета, что приводило к разрушению конструкции. Удачных испытаний БГ МАРВ пока не было.

Успехи в создании в СССР БРПЛ с МИРВ и средств ПРО подтолкнули американцев на исследования в области маневрирующих ГЧ (МАРВ), однако отсутствие технологий надежного входа в атмосферу и оценка по критерию «стоимость–эффективность» оставила этот проект за рамками конструкторских разработок. При этом оснащение БРПЛ МАРВ считалось избыточным, когда эффект сдерживания и устрашения достигался за счет боеготовности сил и средств МСЯС.

Только за счет системных факторов по коэффициенту оперативного напряжения (КОН) атомные субмарины-ракетоносцы США превосходили отечественные ракетные подводные крейсера более чем в два раза (0,5 к 0,2). С учетом того, что главным в гонке стратегических вооружений всегда считалось экономическое изматывание потенциального противника, превосходство в КОН, провоцирующее СССР на ввод в строй в два раза большего числа ракетоносцев, соответствовало концепции разумной достаточности, принятой еще отцами-основателями Соединенных Штатов.

ПОСЛЕДСТВИЯ «АППАРАТНОГО РЕЙДЕРСТВА»

В начале 1990-х годов, когда массовое строительство АПЛ прекратилось, к рулю органов государственного управления России пришли американские советники, упразднившие с помощью послушных им менеджеров-либералов Миноборонпром и замкнувшие всю «оборонку» РФ на департамент Минэкономики. В результате промышленная политика отечественного ОПК оказалась под контролем заокеанских специалистов, сделавших все возможное, чтобы обезопасить свою страну от наиболее перспективных образцов ядерного оружия. К ним в первую очередь относился комплекс твердотопливных БРПЛ РСМ-52 «Тайфун» и его модернизация «Барк».

Уничтожение стратегического потенциала России проводилось с использованием системного подхода при нанесении максимального экономического ущерба государству. Для этого были выделены средства на утилизацию находившихся в строю ТРПКСН проекта 941 и остановку разработки на этапе стендовых испытаний БРПЛ «Барк». Сами же американцы тогда развернули на боевое патрулирование ПЛАРБ типа «Огайо», оснащенные БРПЛ «Трайдент-2»

Для испытателей-профессионалов замечания по трем пускам «Барка» никогда не служили доказательством неработоспособности выбранных конструктивных решений комплекса, так как он создавался на надежной технологической базе «Тайфуна», а причины отказов имели совершенно очевидный производственный характер и были устранены к четвертому испытанию. Однако успешность этого испытания могла помешать передаче тематики БРПЛ из Государственного ракетного центра им. В.П.Макеева в МИТ, получившему поддержку в верхних эшелонах власти.

В высшей степени несерьезными выглядят сегодня аргументы некоторых авторов о признании неработоспособности «Барка», когда ныне «знаменитой» «Булавы» еще не было в проекте. Тем более что 10 лет назад отечественный менеджмент всерьез о таком пустяке, как работоспособность будущей «Булавы», и не задумывался. Сейчас «иных уж нет, а те далече», груз же потраченных миллиардов не позволяет сказать, что «король голый» и что легче вернуться к «Барку», чем довести до ума «Булаву».

Здесь следует заметить вот что: отечественный ОПК при поддержке Военно-промышленной комиссии (ВПК) при Совмине СССР за всю свою историю не согласовывал невыполнимые или трудно выполнимые тактико-технические задания. Тем более не мог он согласовать разработку в условиях экономического кризиса БРПЛ с принципиально новыми БЧ МАРВ и обеспечение точности (круговое вероятное отклонение 100–200 м) при существенно более коротком активном участке траектории полета.

Для американских стратегов манной небесной служат фантастические и технически невыполнимые ТТЗ на российское оружие, разрабатываемые московскими флотоводцами, а также непонимание руководством страны истинной ценности технологического задела в морском ракетостроении ГРЦ имени Макеева, который оказался утраченным при передаче тематики твердотопливных БРПЛ в МИТ. Подобная промышленная политика создает черную дыру в карманах налогоплательщиков и иссушает оборонный бюджет России.

В Вашингтоне, в свою очередь, рассчитывают на дивиденды от продолжения второго тура рейгановской СОИ, провоцируя отечественных политиков и военачальников, не утруждающих себя пониманием специфики зарубежных исследований и разработок в области ПРО, на которую регулярно обращают внимание научно-аналитические центры нашего разведсообщества.

Сегодня мы имеем дело с миной, заложенной под «Булаву», которой предстоит не в компьютерной графике, а в реальных условиях обеспечить маневр на пассивном участке траектории и с заданной точностью поразить цель, а не прибыть к станции назначения – полигон Кура.

Плюс к тому при современном уровне развития научной разведки и невозможности засекретить физику процессов подводного старта американцы, несомненно, знают не только о кооперации разработчиков «Булавы», ведущих международные проекты, но и об особо ценных технологиях обеспечения точности и эффективности МАРВ, информационная безопасность которых не защищена законодательно.

Вспоминается замечание Уинстона Черчилля о том, что русские сами создают себе трудности, а потом героически их преодолевают. Однако преодолеть надуманные и явно завышенные требования к комплексу БРПЛ «Булава» нереально. Грандиозный технологический провал МИТа подобен неудаче советской лунной программы 1960-х годов прошлого столетия из-за конструктивного несовершенства ракеты-носителя Н-1 и сверхзвукового пассажирского самолета Ту-144, созданного на технологической основе стратегического разведчика КБ Сухого.

История техники не прощает «аппаратное рейдерство», доставшееся в наследство отечественному ОПК от советской эпохи, когда естественный ход технологического развития прерывался политическими решениями невежественного военного и партийного руководства.