|  концепции

Как ракетчик ракетчику…

В январе этого года в «НВО» (№ 1) была опубликована статья Олега Сергеева под названием «Почему не летит «Булава». В ней излагается подробная, по замыслу автора, аргументация грубых принципиальных ошибок, заложенных в основу проектирования новой морской ракеты Московским институтом теплотехники (МИТ), который до этого никогда не был связан с разработкой БРПЛ.

Конечно, это можно было рассматривать как очередной «наезд» на «Булаву», какие периодически появляются в различных изданиях, и не обращать на него внимания. Но, во-первых, Олег Сергеев не остановился на этом, и в начале февраля этот же материал появился в издании Newsland c совсем уже категорическим названием «Почему «Булава» не полетит никогда».

Во-вторых, Олег Сергеев представлен как ветеран РВСН и выпускник Высшего военно-морского училища инженеров оружия.

Тут уже мне приходится реагировать и как ветерану РВСН, и как курсанту ракетного факультета того же военного вуза. Тем более что в составе стартовых команд Государственного центрального морского полигона в Северодвинске автору этих строк пришлось участвовать в подготовке и пусках не одного десятка БРПЛ в качестве ответственного за наведение ракет и он не понаслышке знает практически все детали, о которых пишет Олег Сергеев.

ЧТО ВЫЗЫВАЕТ ИЗУМЛЕНИЕ

Уже в самом начале своей статьи Сергеев утверждает, что ни в одном пуске боевые блоки «Булавы» не достигли целей на полигоне Камчатки, что полностью противоречит фактическим результатам испытаний. При этом стоит отметить, что половина неудачных пусков ракет из первой десятки – это близко к осредненной доле неуспешных пусков практически всех полигонных испытаний советских ракетных комплексов. Правда, эта статистика не распространялась на ракеты МИТ. Для этой организации всегда неуспешными были не более одного-двух пусков из первых десяти. О причинах же нынешней статистики «Булавы» – ниже.

Следующее утверждение Сергеева, что «Булава» – это модернизация ракеты РВСН «Тополь», свидетельство полного незнания действительной ситуации. Фактически можно говорить только о частичной унификации отдельных систем и агрегатов, материалов в БРПЛ с ракетой «Тополь-М» (но не с «Тополем»), что вполне оправданно. В СССР степень частичной унификации ракет ВМФ и РВСН была еще выше: МБР РТ-23 для БЖРК и БРПЛ Д-19 имели унифицированную первую ступень, что позволяло экономить требуемые на разработку и производство затраты. А разработало эту ступень «сухопутное» НПО «Южное», которым в то время руководил Владимир Уткин.

Очередной пассаж в статье Сергеева – о том, «что так называемые мобильные наземные, грунтовые или железнодорожные ракетные комплексы (ПГРК и ПЖРК) в отличие от комплексов морского базирования подвижны лишь условно. Их пусковая установка при подготовке к выстрелу вывешивается и строго горизонтируется гидравлическими опорами в геодезически привязанном с особой точностью месте старта. Для БРПЛ эти условия могут быть созданы при швартовке подводного ракетоносца к стенке в месте базирования». В действительности мобильные ракетные комплексы наземного базирования способны осуществлять пуски из любой точки маршрутов боевого патрулирования, геодезическая привязка осуществляется автоматически приборами пусковой установки. А на подготовленных боевых позициях замаскированные от средств космической и воздушной разведки пусковые установки находятся в минутной готовности к пуску. В движении пусковые установки находятся ограниченное время, поскольку постоянно двигаться нет необходимости. Потому что, во-первых, на полевых позициях они, как уже отмечено, хорошо замаскированы, во-вторых, их уходы с этих позиций, несмотря на маскировку, строго скоординированы с временем пролетов разведывательных спутников и условиями наблюдения. А уж если говорить о мобильности, то следует иметь в виду, что, к сожалению, из всех советских (российских) подводных ракетоносцев даже в лучшие времена в море находилось не более 20%. Остальные 80% стояли в базах. Теперь же доля подлодок в море еще ниже. Вот и судите теперь о мобильности.

Практически все утверждения в материале Олега Сергеева вызывают по меньшей мере изумление. Например, то, что «Главная целевая функция БРПЛ – точность стрельбы» и все следующие за этим рассуждения. Складывается впечатление, что автор никогда не держал в руках тактико-технических требований Министерства обороны к ракетному комплексу. В них точность попадания хотя и важная, но всего лишь одна из десятков других не менее важных характеристик, среди которых время подготовки к пуску из различных состояний, надежность, стойкость, мощность боевого оснащения, размеры зоны разведения боевых блоков, эффективность комплекса средств преодоления ПРО, характеристики системы боевого управления и многое другое.

Еще один пример: «Чтобы отделить мух от котлет и понять природу явлений, воспроизвести их в наземных условиях и дать прогноз успешности доработок, требуется добыть не зашумленную информацию при пусках БРПЛ с наземного стенда, без влияния отклонений подвижной платформы – атомной субмарины». Не говоря уже об «информационном шуме» этих путанных рассуждений, можно напомнить Сергееву, что испытания на наземном стенде морского полигона в Нёноксе в свое время имели главной задачей отработать старт БРПЛ именно в условиях отклонений пускового устройства, поэтому стенд был качающимся.

То, что разработанные в ГРЦ имени В.П.Макеева БРПЛ последовательно использовали сначала азимутальную, а затем и полную астрокоррекцию, это так. Но какое это имеет отношение к «Булаве», в которой помимо этого для выполнения повышенных требований к точности попаданий предусмотрено применение еще и космической навигационной системы?

ПРИЧИНЫ ОТКАЗА И ВЫБОРА

Можно и дальше опровергать каждое «откровение» Олега Сергеева, но есть смысл сказать наконец о главных причинах выбора в качестве новой БРПЛ именно «Булавы».

Отказ от дальнейших испытаний БРПЛ Д-19УТТХ для ТРПК типа «Тайфун» был связан не столько с тремя первыми аварийными пусками. Хотя, конечно, и это в известной мере повлияло на решение руководства Минобороны. Вряд ли есть сомнения в том, что можно было бы в конечном счете успешно завершить летные испытания этой ракеты, тем более что причины аварий были выяснены и могли быть устранены. Уверен, что основной причиной данного решения стала неустранимая проблема так называемой размерности БРПЛ и подводного ракетоносца.

Основную ответственность за образование этой проблемы несут ВМФ и Минобороны СССР. Они очень хотели иметь как можно больше боевых блоков на одной БРПЛ и как можно больше БРПЛ на одном подводном ракетоносце. Чтобы не меньше, а даже больше, чем у американцев. У них на «Огайо» 24 ракеты с восемью боевыми блоками на каждой, всего 192 единицы, а у нас – 200 боевых блоков на 20 ракетах.

И разработчики были вынуждены выполнять эти требования. Но твердотопливную ракету со стартовой массой менее 90 тонн для 10 боевых блоков на повышенную дальность (для того чтобы не уходить далеко из-за глобальной ПЛО США) создать в то время у нас было нельзя. В том числе по причине технологического отставания. А для этих ракет пришлось разработать подводный ракетоносец проекта 941 «Тайфун» колоссальных размеров (172х23,3 с осадкой 11 м) и водоизмещения (подводное – 48 тыс. тонн). Для более наглядного представления можно отметить, что по последнему показателю «Тайфун» превосходит тяжелый авианесущий крейсер «Адмирал Флота Советского Союза Горшков» (44,5 тыс. тонн).

Необходимо подчеркнуть, что разработчики ракеты и подлодки справились с поставленной задачей блестяще. Ракета и подводный ракетоносец уникальны по техническим решениям и размерностям. Таких нигде в мире нет и наверняка не будет. Для сравнения: подводное водоизмещение подлодки проекта 667БДРМ – 18,2 тыс. тонн (практически аналогичное подлодки типа «Огайо»), ширина – 11,7 м, то есть разница в разы.

Для того чтобы обеспечить базирование «Тайфунов» в сравнительно мелководных бухтах в Гаджиево на Северном флоте, пришлось для уменьшения осадки создать их в виде катамаранов с двумя прочными корпусами. Это были чрезвычайно смелые и оригинальные конструкторские решения, принятые в ЦКБ «Рубин».

Но наступили новые времена, когда производить такие гигантские ракеты и поддерживать эксплуатацию «Тайфунов» разваливающей экономике России стало не по карману. От адмиралов Северного флота и Главкомата ВМФ неоднократно приходилось слышать о значительных усилиях, необходимых при подготовке и выводе из баз этих ракетоносцев, не говоря уже о таких «мелочах», как проблема со 125-тонными кранами для погрузки БРПЛ.

Эти и ряд других причин обусловили решение передать разработку морского ракетного комплекса МИТу, которому предложили сделать ракету в три раза легче, чем Д-19УТТХ, и который имел наибольший опыт в СССР и России в разработке высоконадежных твердотопливных ракет. Что позволяло в 2,5 раза уменьшить водоизмещение подлодки и резко сократить затраты на материалы для корпуса. Северодвинское ПО «Севмаш» и без того было постоянно в долгах за металл.

НЕ РАЗБРАСЫВАТЬСЯ ОБВИНЕНИЯМИ

Систематические наскоки на МИТ, не имевший опыта создания морских ракет с подводным стартом, могли быть в какой-то степени оправданны до начала летных испытаний. Но произошло удивительное для многих: в процессе летных испытаний не было ни одной аварии при выходе ракеты «Булава» из-под воды! Это, пожалуй, ключевой аргумент против упреков в неспособности МИТа создать БРПЛ. Важным обстоятельством стало то, что основная часть бортовой системы управления «Булавы» создана традиционным разработчиком этих систем для БРПЛ Екатеринбургским НПОА имени Н.А.Семихатова, а значительная часть корабельных систем обеспечения пусков – ГРЦ имени Макеева, хотя мне всегда представлялось, что степень участия ГРЦ в этом проекте могла быть глубже.

Безусловно, глубокое сожаление вызывает то, что ГРЦ отошел от функции головного разработчика нового поколения морских ракет и в последние годы был связан только с модернизацией БРПЛ Р-29РМ «Синева». Тем более что мне посчастливилось неплохо знать всех генеральных конструкторов ГРЦ, начиная с Виктора Петровича Макеева, и многих его талантливых сотрудников. Всегда глубоко уважал и продолжаю уважать их яркий конструкторский и организаторский талант. Усилиями этих людей в ГРЦ создан уникальный комплекс для наземной отработки старта и полета морских ракет, каких не было ни в одной известной советской конструкторской организации. 40-тонная жидкостная БРПЛ Р-29РМ имеет по объективным оценкам лучший в мире уровень технического совершенства, в том числе за счет «утопленных» двигателей в топливных баках и ряда других оригинальных решений.

Но нужно понимать, в каких условиях второй половины 1990-х годов принимались решения о сокращении проектных и производственных организаций. Условий, которые мало изменились в последующем, несмотря на приток нефтедолларов.

Конечно, статистика аварийных пусков «Булавы» (5 из 10) не вызывает особого оптимизма, но и в панику впадать нет необходимости. Основания для беспокойства есть, но не из-за качества проектирования. Насколько известно, основными причинами аварийных пусков были не конструктивные, а мелкие производственные дефекты, как, например, отказы пиропатронов, элементов бортового электропитания и т.п. Ранее такое встречалось крайне редко. Все потому, что утрачен жесткий контроль на многих производственных предприятиях, которых многие сотни в кооперации производителей ракетного комплекса. Поэтому без резкого усиления контроля производства достаточно сложно прогнозировать результаты последующих летных испытаний. И касается это не только испытаний «Булавы». Но все это требует значительных организационных усилий, которым далеко не всегда способны помочь гневные обличительные и популистские выпады.

Возвращая читателя к этим выпадам, так и хочется ответить Олегу Сергееву: как разведчик (простите, увлекся), как ракетчик ракетчику должен сказать, уважаемый коллега, что мне трудно представить серьезные основания для таких выпадов. То ли это знание отдельных технических деталей, бессвязно рассыпанных по тексту статей, без понимания замысла разработки, требований к комплексу, условий его применения по сравнению с наземными комплексами, или же это следствие ангажированности, а возможно и личных обид. Но в любом случае вряд ли есть смысл разбрасывать такие обвинения, как «ущербность концепции», «совершена ошибка… которая хуже, чем преступление», что «проект держится на амбициях загнавших себя в угол чиновников» и т.п.

Поверьте, я не лучше вас отношусь к российским чиновникам всех уровней и последнюю цитату мог бы отнести ко многим другим федеральным программам. Но не к проекту «Булава» в системе МСЯС.