«Нас пытаются перехитрить»

Переговоры Медведева и Обамы закончились на куда более позитивной ноте, чем предполагали скептики, а прошли насыщеннее, чем предполагал протокол. Так, совместное заявление по ПРО не готовилось изначально, а родилось в ходе встречи тет-а-тет. Однако комплименты комплиментами, но трактовать то, что названо сторонами «прорывом» и «шагом к компромиссу», можно по-разному. О перспективах и итогах нынешней встречи газете ВЗГЛЯД рассказал вице-президент Академии геополитических проблем генерал-полковник в отставке Леонид Ивашов.

– Вы согласны, что подписание рамочного договора о сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений (СНВ) стало главным «прорывом» первого дня переговоров между Дмитрием Медведевым и Бараком Обамой?

Вице-президент Академии геополитических проблем генерал-полковник в отставке Леонид Ивашов (фото: РИА Новости)

– Действительно, подписанное рамочное соглашение оказалось лучше, чем мы ожидали. Мы опасались, что в рамочные договоренности будут занесены цифры в районе 1 тыс. боеголовок. Это для нас не выгодно. Принятое коммюнике демонстрирует, что был найден некий компромисс между администрацией президента, правительством и военной общественностью. И у всех сторон есть сознание того, что нам нельзя опускаться на совершенно низкий уровень. Что касается исторической значимости явления, то до этого у нас существовал и будет действовать до 2012 года договор по сокращению стратегических наступательных потенциалов (СНП). В нем установлен нижний потолок 1,7 тыс. боеголовок, верхний – 2,2 тыс. Так что нынешний договор, по сути, является продолжением, развитием соглашения между Путиным и Бушем. Сегодня мы вышли на нижний предел договора по СНП. И никакого «прорыва» я здесь не вижу. Тем не менее нынешняя договоренность по ограничению стратегических наступательных вооружений дает зацепку по развитию системы ПРО. По крайней мере, если нашим специалистам-переговорщикам будет дана такая установка, они могут попытаться ограничить или остановить развитие американских ПРО. Это положительный момент. А большего ждать от США не стоило. Например, нас, военных, очень беспокоит наращивание американцами класса крылатых ракет большой дальности и высокой точности. Они сейчас и подводные лодки, даже самые тяжелые, типа «Огайо», переоборудуют под крылатые ракеты, и целые корабли носителями этих ракет делают. Но, к сожалению, такие ракеты выпадают из-под какого-либо контроля и даже ограничения.

– Чем для России обернется согласие на транзит американских грузов в Афганистан?
– Для нас это согласие – продолжение ранее выбранной политики. После трагедии 11 сентября под эмоциональным восприятием ударов по башням-близнецам мы поддались искушению во всем способствовать Америке и проголосовали за то, чтобы США вторглись в Афганистан. И сегодня мы повязаны этими обязательствами. Как роль страны-транзитера американских грузов скажется на нашем положении, зависит только от нас. Вернее, от того, на каких условиях мы подпишем соответствующее соглашение. Если мы добьемся для наших пограничников права проверять, что везут американцы, то получим серьезный рычаг воздействия на некоторые аспекты американской политики. Кроме того, такого рода уступки всегда должны сопровождаться некими ответными шагами. Мы обеспечиваем транзит. Значит, американцы должны ограничить количество наркотиков, которые идут в Россию и СНГ, проследить, чтобы на севере Афганистана, на границах наших союзников, не появились талибы. В конце концов, задуматься о пересмотре своего отношения к Грузии. То есть под эту зацепку можно начать обсуждать массу проблем. Если достичь подобных компромиссов удастся, то для нас этот транзит будет даже выгоден.

– Помимо рамочного соглашения по СНВ президенты сегодня приняли достаточно жесткое заявление, в котором пообещали всеми силами бороться против распространения ядерного оружия и пресекать активность «ядерных» террористов. Москва таким образом показывает, что солидарна с мнением Вашингтона относительно ядерных программ Пхеньяна и Тегерана?
– Подобные жесткие высказывания – ошибка нашей внешнеполитической линии. Или, может быть, мы здесь как раз сыграли компромисс. Но факт остается фактом: ни иранская, ни северокорейская ядерные программы не несут для нас угрозы. В обоих случаях речь идет о двустороннем конфликте. Иран конфликтует с Израилем, который обладает средним по мировым меркам ядерным потенциалом. А Северную Корею не устраивает наличие американского ядерного оружия на территории Южной Кореи. И нам вмешиваться в эти конфликты не стоит. Для нас данной угрозы нет. Более того, обе проблемы решаются довольно просто. Американцам нужно вывести свое тактическое ядерное оружие с территории Южной Кореи. А Израилю начать процесс ядерного разоружения или хотя бы поставить свое ядерное оружие под жесткий международный контроль. После этого проблема Пхеньяна или Тегерана будет снята. А уж разговоры о создании совместной ПРО вовсе абсурдны. Нам что, деньги девать некуда?

«Мы увидели диалог двух партнеров. Не диктат более сильного, а равноправный диалог» (фото: Дмитрий Коротаев/ВЗГЛЯД)

– Кстати, о ПРО. Пока никаких радостных для России подвижек в области развертывания ПРО в Европе достичь не удалось. Почему американцы не идут на уступки?
– Выйдя из договора по ПРО 1972 года, американцы разрушили тот фундамент, на котором подписывались договоры ОСВ-1, ОСВ-2, потом СНВ-1, СНВ-2. Сначала мы договорились, что у нас не будет противоракетной обороны по одному району. То есть каждая наша ракета беспрепятственно долетит до США, а каждая американская – до нас. Вот такой был принцип. Когда американцы начали закрывать свои территории и нацеливать ракеты против наших ракет, соотношение поменялось. Не в нашу пользу. И, в общем-то, сейчас они могли бы сторговаться по Европе, потому что это где-то сотая часть глобальной системы ПРО. А мы бы взамен согласились остановиться на цифре 1675 ракет. Но американцы хотят нас перехитрить. Им хочется и ПРО развертывать дальше, и точность-дальность ракет наращивать, и чтобы мы при этом забыли о совершенствовании качества своего военного потенциала. Это все равно, что один человек имеет щит и меч, а другой только меч. И тот, который с щитом, второму предлагает: давай мечи укоротим. Нас такой расклад не устраивает. Мы хотим выступать на равных: либо американцы свой щит сегодня ограничивают, а также количество и качество ракет сокращают, либо мы будем наращивать количество ударных средств.

#{interview}– И какие доводы могут подействовать?
– Мне много пришлось сидеть за столом переговоров с американцами. И могу вам сказать: они не реагируют ни на какие эмоции, ни на какие улыбки. Для них есть только фактор баланса сил и интересов. Когда мы создали новую ракету Р-36М «Воевода», которую они называют «Сатана», американцы поняли, что этой ракете им противопоставить нечего. Она могла нести 24 боеголовки и до 40 ложных целей. Ее невозможно было перехватить. Этой ракеты оказалось достаточно, чтобы вызвать в США коллапс и усадить их за стол переговоров. Когда они видят, что мы быстро уходим вперед, то предлагают: давайте остановимся, будем опускаться. Но если не найти весомых аргументов в политике или военной стратегии, американцы с нами договариваться ни за что не будут.

– В целом какое у вас сложилось впечатление о первом дне переговоров?
– Я бы сказал, что мы сегодня увидели диалог двух партнеров. Не диктат более сильного, а равноправный диалог. Впрочем, американцы просчитывают свои действия на несколько шагов вперед. И если за сегодняшним разговором в декабре последует принятие договора по сокращению и уничтожению оружия как такового, это будет диктат со стороны США, для нас такой поворот событий будет критичным. Но пока мы увидели нормальный разговор.

Текст: Ирина Романчева