Американский капкан
Алексей Хазбиев, редактор отдела инфраструктурных отраслей журнала «Эксперт»
Вашингтон намерен подписать с Москвой новый договор о СНВ, но при этом не желает идти на существенные компромиссы. Такая позиция отражает стратегию глобального военного доминирования США
На переговорах с Россией США выступают за жесткие меры в области контроля над процессом разоружения
Фото: AFP/East News
На этой неделе в Женеве начнется девятый и, как ожидается, заключительный раунд российско-американских консультаций по подготовке нового договора о стратегических наступательных вооружениях (СНВ). Сейчас уже мало кто сомневается, что после семи месяцев напряженных переговоров экспертных групп из России и США и декабрьской встречи Барака Обамы с Дмитрием Медведевым на саммите в Копенгагене сторонам наконец удастся завершить работу над многострадальным документом.
Так, помощник президента России по международным делам Сергей Приходько прямо заявил, что заключению нового договора ничто не мешает, поскольку делегации закрыли большинство вопросов, обсуждавшихся в последние месяцы, и вышли на согласованные позиции. Это подтвердили и американцы. По словам официального представителя Госдепа США Иэна Келли, «значительная часть текста действительно уже согласована, остаются только детали — их предстоит обсудить в самое ближайшее время».
Любопытно, что сразу после этих заявлений группа влиятельных американских дипломатов, возглавляющих Ассоциацию сторонников контроля над вооружениями, среди которых бывший глава Национального управления ядерной безопасности Линтон Брукс и бывший посол на Украине Стивен Пайфер, на экстренно созванном брифинге поспешили упрекнуть российских переговорщиков в излишней осторожности. Дескать, они «по старинке используют аналитическую методологию, исходящую из наихудшего варианта развития событий», а договор и так хорош; нерешенные же вопросы можно отложить на потом. При этом господа Брукс и Пайфер выразили полную уверенность, что «новый договор о СНВ очень скоро будет подписан и впоследствии без особых проблем ратифицирован, потому что отвечает национальным интересам обеих стран».
Тем не менее дату подписания нового договора Вашингтон и Москва называть не стали. По официальной версии, это сделано специально, чтобы не оказывать излишнего давления на делегации. А на самом деле — из-за неготовности документа в целом. У России и США все еще сохраняются диаметрально противоположные взгляды по ряду ключевых пунктов нового соглашения, начиная с того, что считать стратегическими носителями, и заканчивая доступом к телеметрии.
Безусловно, все разногласия имеют фундаментальные причины. Но при этом все-таки не выглядят непреодолимыми и рано или поздно будут устранены. А вот выносить их за скобки нового договора в угоду радикальным квазипацифистским организациям было бы по меньшей мере недальновидно. Как заявил замминистра иностранных дел России Сергей Рябков, в таких вопросах действует правило «ничто не согласовано, пока не согласовано всё». Очевидно и то, что достижение компромисса возможно лишь при неукоснительном соблюдении принципа паритета. Именно он лег в основу договоренностей, зафиксированных Обамой и Медведевым в «Совместном понимании по вопросу о дальнейших сокращениях и ограничениях стратегических наступательных вооружений» в ходе июльского саммита в Москве. Все остальное было и остается предметом торга.
«Тополя» на мушке
Конечно, «Совместное понимание» — всего лишь политическая декларация, которая не накладывает никаких юридических обязательств. Но зато она дает вполне четкое представление о том, до какого уровня страны готовы сократить свои ядерные арсеналы. В соответствии с этим документом через семь лет после заключения договора о СНВ у России и США должно остаться от 500 до 1100 стратегических носителей и от 1500 до 1675 связанных с ними боезарядов. Причем если Москва настаивает на нижней границе этого диапазона, то Вашингтон — на верхней. И это легко объяснимо. Уже сейчас Россия уступает США по количеству стратегических носителей в полтора раза и в два раза по количеству связанных с ними боезарядов. И это без учета так называемого возвратного потенциала, которым, в отличие от России, обладают США.
Но наиболее важен с точки зрения российской безопасности не столько количественный, сколько качественный показатель отечественных вооружений, а также структурные ограничения на развертывание элементов стратегических ядерных сил (СЯС) нашей страны, которые в очередной раз пытаются навязать нам американцы.
Сейчас российские СЯС насчитывают 2673 боезаряда на 607 носителях. Причем основная часть этого арсенала сосредоточена в РВСН. Если верить открытым источникам, то на вооружении РВСН находится 366 межконтинентальных баллистических ракет (МБР), способных нести в общей сложности 1238 боезарядов. В свою очередь, основу ударной группировки РВСН (по боевой мощи) составляют тяжелые МБР двух типов — РС-20 «Воевода» и РС-18А. Это уникальные ракетные комплексы, не имеющие аналогов в мире. Например, «Воевода» в состоянии доставить десять боезарядов на расстояние 11 тыс. километров, преодолевая при этом любые существующие и перспективные системы ПРО. Поражающая сила РС-18А немного меньше. Эта ракета может нести лишь шесть боезарядов, а дальность ее стрельбы не превышает 10 тыс. километров. Тем не менее она считается одной из лучших в мире МБР в своем классе. В общей сложности у нас осталось 128 ракет РС-20 и РС-18А. Причем все они эксплуатируются уже за пределами первоначальных гарантийных сроков. Бывший главком РВСН Николай Соловцов ровно год назад утверждал, что командование «планирует довести срок эксплуатации ряда наших тяжелых МБР до 30 лет, что позволит сохранить эти ракеты еще в течение 8–10 лет». Новый главком РВСН Андрей Швайченко в своих оценках был пессимистичнее. По его словам, в целях поддержания группировки сейчас проводятся работы по продлению сроков эксплуатации комплексов с ракетами РС-18А до 31 года, а РС-20 до 23 лет. Это означает, что уже к 2013 году все наши «Воеводы» будут сняты с боевого дежурства, а к 2017−му и все РС-18А. Заменить эти ракеты нам нечем. КБ «Южное» и завод «Южмаш», занимавшиеся разработкой и производством РС-20, по решению властей Украины ликвидировали почти все оборудование, необходимое для создания стратегических носителей. А сама Украина взяла на себя обязательство больше никогда их не производить. В результате сейчас на «Южмаше» выпускают в основном троллейбусы. Похожая судьба постигла и РС-18А. Реутовское НПО машиностроения, занимавшееся производством этих ракет, прекратило их выпуск 25 лет назад. А значит, воссоздать кооперацию предприятий, задействованных в создании этих комплексов, сейчас уже невозможно.
Конечно, в наших РВСН остается еще 238 легких моноблочных ракет «Тополь» и «Тополь-М». Более того, их разработчик, Московский институт теплотехники (МИТ), в ближайшие несколько месяцев завершит создание новой модификации комплекса «Тополь-М» — РС-24 «Ярс». За счет более мощной третьей ступени и нового блока разведения РС-24, как ожидается, сможет нести от 6 до 10 боевых блоков мощностью 150–300 килотонн. И хотя «Ярс» не в состоянии стать полноценной заменой РС-18А и уж тем более «Воеводы», именно на него наши военные возлагают самые большие надежды. По заверению Андрея Швайченко, в ближайшем будущем РС-24 вместе с моноблочными ракетами «Тополь-М» составят основу ударной группировки РВСН, в 2016–2017 годах в группировке ракетные комплексы с продленным сроком эксплуатации займут не более 20%, а новые — 80%.
Впрочем, программа испытаний РС-24 еще не закончена. Пока сделано лишь три испытательных пуска. Все они оказались успешными. Но для того, чтобы принять эту ракету на вооружение, необходимо провести еще как минимум пять успешных пусков подряд. И даже после этого рассчитывать на массовое производство РС-24 не стоит. Воткинский завод, где производятся все модификации «Тополей» и даже предпринимаются попытки делать морские баллистические ракеты «Булава», в состоянии выпускать в общей сложности не более семи ракет в год. То есть при самом благоприятном развитии событий через шесть лет на вооружение может быть принято всего 42 комплекса РС-24 «Ярс». В этом случае общее количество МБР в составе РВСН к 2017 году составит 280 штук, а связанных с ними боезарядов — 658. Таким образом, по сравнению с нынешним уровнем количество стратегических носителей в РВСН сократится на четверть, а количество боезарядов — почти в два раза.
На первый взгляд ничего страшного в этом нет. При прочих равных даже такой арсенал вполне годится для того, чтобы РВСН смогли нанести ответно-встречный удар агрессору с неприемлемыми для него последствиями. Как заявил Андрей Швайченко, «в ядерной войне обновленные РВСН будут эффективно участвовать в поражении объектов военного и экономического потенциалов противника нанесением первого массированного и последующих групповых и одиночных ракетно-ядерных ударов». Все это так, если бы не одно «но». Новый облик РВСН хоть и не предполагает отказа от двухкомпонентной структуры группировки, существовавшей еще в советские времена, однако качественно ее меняет. Вместо укрепленных шахтных ракетных комплексов типа РС-20, способных гарантированно нанести ответный удар (уже после ядерного взрыва в районе оперативного развертывания), у нас теперь будут стоять на вооружении обычные «стационарные ракетные комплексы, обладающие высокой боевой готовностью к немедленному применению» (читай: «Тополь-М» шахтного базирования), которые на гарантированный ответный удар, понятное дело, не способны. А основу группировки РВСН составят подвижные грунтовые комплексы и «мобильные комплексы высокой живучести» (то есть все те же модернизированные «Тополи-М» и «Ярсы»). У них действительно есть одно неоспоримое преимущество — скрытность. По словам Швайченко, «эту скрытность удается поддерживать на требуемом уровне, несмотря на увеличившиеся возможности видовой и радиолокационной космической разведки иностранных государств». И американцы это прекрасно знают. Именно поэтому практически во всех договорах об ограничении и сокращении стратегических наступательных вооружений, которые США подписывали с СССР, а затем и с Россией, по требованию Вашингтона были установлены всевозможные географические ограничения на развертывание таких комплексов. Например, в соответствии с договором СНВ-1 грунтовые мобильные ракетные комплексы должны базироваться в ограниченных районах (с указанием названий и географических координат), не превышающих по своим размерам пяти квадратных километров в пределах района развертывания, не превышающего по своим размерам 125 тыс. квадратных километров. Покидать эти районы разрешалось лишь 15% пусковых установок с МБР на срок не более 25 дней и только в порядке передислокации, о чем стороны обязаны были уведомить друг друга заранее, а в случае необходимости нагрянуть с инспекцией. И хотя формально принцип паритета здесь был соблюден, в реальности все эти ограничения касались только России, так как у США таких комплексов на вооружении нет. Таким образом, США в значительной степени нивелировали потенциал российских РВСН, обеспечив себе важное военно-политическое преимущество, которое в случае конфликта может обернуться для нас невосполнимыми потерями. То же самое они хотят сделать и сейчас. Как заявил исполнительный директор Ассоциации по контролю над вооружениями Дэрил Кимбалл, на переговорах с Москвой Вашингтон выступает за жесткие меры в области контроля, как можно более близкие к требованиям прежнего договора (СНВ-1), срок действия которого истек 5 декабря прошлого года.
При этом сами США мобильные ракетные комплексы производить не собираются. Более того, они с готовностью расстанутся со значительной частью своих МБР наземного базирования. В отличие от России США никогда не придавали решающего значения развитию наземного компонента своих стратегических наступательных сил (СНС). Сейчас американские СНС насчитывают в общей сложности 5423 ядерных боезаряда (без учета складских запасов). Из них на земле развернуто 1150 боезарядов на 450 стратегических носителях Minuteman III LGM-30G. То есть всего около 20% от общего арсенала. Причем американцы не раз давали понять, что в рамках разоруженческой инициативы Барака Обамы они намерены сохранить на боевом дежурстве в составе СНС всего около 200 ракет Minuteman III LGM-30G, установив на них моноблочные боевые части Мк-21, снятые с ликвидируемых ракет Peacekeeper (MX). И этому есть свое объяснение — главными компонентами ядерной триады американских СНС всегда были авиация и флот.
Без «Булавы», без подлодок
Морской компонент СНС США насчитывает 14 стратегических подлодок класса Ohio, каждая из которых несет по 24 ракеты Trident-II D5. Это самая совершенная в мире твердотопливная баллистическая ракета для подводных лодок (БРПЛ), способная доставить восемь боезарядов на расстояние до 11 тыс. километров. Таким образом, всего на море у США развернуто 2688 боезарядов. Это почти в пять раз больше, чем у нас.
В составе российского ВМФ сейчас всего 11 стратегических подлодок. Причем пять из них — класса «Кальмар» — относятся ко второму поколению ракетных подводных крейсеров стратегического назначения (РПКСН). Самая новая подлодка этого проекта К-44 «Рязань» была спущена на воду аж в 1982 году. В нынешних условиях эти ракетоносцы не способны решать поставленные задачи из-за своих специфических характеристик. В частности, они не отвечают требованиям скрытности, так как слишком шумные. Все подлодки класса «Кальмар», судя по всему, будут сняты с вооружения в ближайшие два-три года и списаны в утиль. Правда, в арсенале ВМФ остаются еще шесть РПКСН третьего поколения класса «Дельфин». Большинство из них проходят ремонт и модернизацию на северодвинской «Звездочке», что позволит им оставаться в строю вплоть до 2020 года. На вооружении этих подлодок сейчас находятся в общей сложности 96 ракет РСМ-54 «Синева», несущих 384 боезаряда.
Никаких других изменений в морском компоненте нашей ядерной триады в обозримой перспективе не предвидится. И прежде всего потому, что проект создания новой БРПЛ «Булава», судя по всему, потерпел крах. МИТ, более десяти лет занимающийся разработкой «Булавы», за все это время так и не смог добиться, чтобы ракета могла не то что поражать цели, но и вообще летать в соответствии с полетным заданием. Из проведенных по программе испытаний 12 запусков «Булавы» лишь один можно признать частично успешным. Это произошло чуть более года назад, когда «Булава» попала в заданный район на полигоне Кура, но не сработала ступень разведения боевых блоков (то есть в условиях войны ядерного взрыва не произошло бы). Все остальные пуски завершались тем, что ракета взрывалась либо при отклонении от курса, либо во время отделения одной из ступеней. А все потому, что генконструктор МИТа Юрий Соломонов отказался от испытаний новой ракеты с глубоководного стенда и сразу перешел к тестовым запускам с подлодки. Более того, создатели заменяли реальные глубоководные стендовые испытания математическими расчетами для подтверждения соответствия программы бортового компьютера ракеты заданным техническим требованиям. В итоге компьютер «Булавы» оказался неспособен корректировать отклонение ракеты от курса: для этого нужна статистика реальных, а не мнимых глубоководных испытаний. В конечном счете Минобороны России приняло решение приостановить дальнейшие испытания «Булавы». Но это лишь полбеды. Дело в том, что «Булавой» должны быть оснащены абсолютно все новые стратегические подлодки четвертого поколения проекта «Борей». Первая из них — «Юрий Долгорукий», которую строили 18 лет, — ровно два года назад была спущена на воду. А две другие — «Александр Невский» и «Владимир Мономах» — сейчас находятся в высокой степени готовности в доках северодвинских верфей. Но без «Булавы» все эти подлодки, по большому счету, всего лишь груда дорогого металла. Переделать их под «Синеву» технически невозможно, а других БРПЛ у нас не разрабатывается и не выпускается. В то же, что конструкторам МИТа удастся когда-нибудь доработать «Булаву», в главном штабе ВМФ сейчас уже почти никто не верит. Во всяком случае, закладку четвертой подлодки проекта «Борей» «Святитель Николай», которая должна была состояться в конце прошлого года, Минобороны решило перенести на неопределенный срок.
Лебединая песня «стратегов»
Ненамного лучше у нас обстоят дела и с авиационным компонентом СЯС. В составе 37−й воздушной армии, куда входят все тяжелые стратегические бомбардировщики России, на крыле всего 76 самолетов, вооруженных 844 крылатыми ракетами воздушного базирования с ядерными боезарядами (КРВБ). У США и ракет, и самолетов почти в два раза больше. Но проблема здесь, как и в случае со стратегическим флотом, в качестве. В США на новые бомбардировщики B-1B и B-2 приходится более половины авиапарка «стратегов». А у нас львиную долю парка составляют турбовинтовые самолеты Ту-95МС, разработанные в самом начале пятидесятых годов прошлого столетия, тогда как современных сверхзвуковых Ту-160 «Белый лебедь» насчитывается всего 13. По словам командующего дальней стратегической авиацией Анатолия Жихарева, «сейчас идет активная модернизация практически всего парка тяжелых бомбардировщиков, ее предполагается завершить к 2015 году». В частности, на Ту-160 будут заменены системы бортового радиоэлектронного оборудования и управления оружием, а номенклатура самих вооружений расширена. А вот как будет проходить модернизация Ту‑95МС, г-н Жихарев объяснить не стал. И понятно почему. Большая часть этих самолетов в самое ближайшее время будет снята с боевого дежурства, так как продлевать их ресурс становится опасно. Впрочем, сообщил командующий, фирма Туполева уже получила заказ на разработку нового стратегического бомбардировщика на базе Ту-160, который должен заменить в составе дальней авиации и Ту-160, и Ту-95МС. «Новый самолет будет малозаметным, его первый полет состоится в 2015 году, а на вооружение ВВС он поступит в 2025–2030 году», — уточнил Анатолий Жихарев. Однако верится в это с трудом. Во-первых, фирма Туполева не разрабатывала новых бомбардировщиков 30 лет и почти уже утратила весь свой конструкторский потенциал в ходе различных реорганизаций. А во-вторых, самарское СНТК им. Кузнецова, где выпускались двигатели для всех наших сверхзвуковых бомбардировщиков (в том числе НК-32 для Ту-160), пребывает в состоянии, близком к коллапсу. Более трети персонала предприятия уволено, а оборудование, задействованное в производстве двигателей НК-32, демонтировано и находится в нерабочем состоянии. Таким образом, в среднесрочной перспективе в рядах наших ВВС, судя по всему, останется только чертова дюжина «Белых лебедей» со 156 крылатыми ракетами на борту. Это означает, что общее количество вооружений в СЯС России (с учетом морского и наземного компонентов) к 2017 году не превысит 1200 боезарядов на 532 стратегических носителях. То есть ядерный потенциал России и без всяких договоров о СНВ естественным образом сократится до нижнего уровня, который зафиксирован в «Совместном понимании». Тогда зачем же американцы предлагают нам подписать юридически обязывающий документ о СНВ да еще торгуются по каждому вопросу?
Не валяй дурака, Америка!
На самом деле никакого секрета здесь нет. В рамках реализуемой долгосрочной стратегии глобального военного доминирования США всеми возможными способами пытаются принудить потенциальных противников сократить до минимума ядерные вооружения, коль скоро те представляют сколько-нибудь серьезную опасность для Америки. Вспомним главную цель новой миротворческой инициативы Обамы — глобальное ядерное разоружение. И хотя сейчас эта тема находится на периферии мировой повестки дня, уже к весне она займет центральное место в информационном поле. Прежде всего потому, что в мае в Вашингтоне пройдет обзорная конференция ООН по Договору о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО). Но как США, самая милитаризованная в мире страна, может заставить другие государства, прежде всего Китай, поверить в искренность своих намерений? Только подписав соответствующие разоруженческие документы, например с той же Россией. Конечно, американцы могут без особых проблем существенно сократить свой ядерный арсенал и в одностороннем порядке. Но тогда желаемая цель достигнута не будет. Напомним, стратегия глобального военного доминирования основана на сочетании контролируемого, прежде всего на базе договорных, юридических механизмов, разоружения потенциальных противников со структурным перевооружением собственных ядерных и обычных вооруженных сил. При этом США готовы идти на незначительные компромиссы, но только не в принципиальных вопросах. Когда в начале декабря прошлого года переговоры с Россией зашли в тупик, в Москву срочно был командирован помощник президента США по национальной безопасности генерал Джеймс Джонс, который, как передали СМИ, сообщил, что его страна более не настаивает на предельном уровне носителей в 1100 единиц и готова сократить их до 800. Взамен г-н Джонс, естественно, потребовал от нас открыть для США доступ к телеметрической информации, которую передают в ходе испытаний российские баллистические ракеты (сейчас во время полета ракета передает данные в зашифрованном виде). На основе этих данных США корректируют свою программу создания ПРО.
Так стоит ли нам идти на поводу у американцев и подписывать новое соглашение о СНВ? Ответ на этот вопрос не так прост, как кажется на первый взгляд.
Всем известно, что США имеют гигантское, если не сказать подавляющее, преимущество перед Россией в обычных вооружениях. Причем оно постоянно увеличивается, прежде всего за счет высокоточного орудия — крылатых ракет морского базирования (КРМБ) и ПРО. В США сейчас на вооружении свыше 50 многоцелевых атомных подлодок (АПЛ), способных нести более тысячи КРМБ. И еще около 7000 таких же ракет могут нести 70 американских крейсеров и эсминцев, оснащенных системой «Иджис» (элемент ПРО). Для сравнения: в России всего 20 АПЛ способны запускать КРМБ через торпедные аппараты. Точное число КРМБ на наших боеготовых подлодках неизвестно, но очевидно, что оно в разы меньше, чем у США. При этом российские КРМБ существуют только в ядерном снаряжении и не могут быть применены в обычных войнах. Здесь нужно упомянуть, что крылатые ракеты морского базирования, в отличие от своих аналогов воздушного базирования, не засчитывались в качестве стратегических носителей в прежних договорах о СНВ. По ним подписывался отдельный протокол, где количество КРМБ с ядерными боезарядами ограничивалось пределом в 850 штук. Такая ситуация представляется странной, потому что эти ракеты по своей конструкции практически идентичны КРВБ. При этом КРМБ гораздо многочисленнее КРВБ. Более того, эти ракеты не обнаруживаются с помощью средств системы предупреждения о ракетном нападении. Они могут быть обнаружены и сбиты только комплексами С-300 и С-400. Но количество «трехсоток» в наших войсках стремительно сокращается, а С-400 в ПВО России всего два. Как отмечает в своем докладе заведующий аналитическим отделом Института политического и военного анализа Александр Храмчихин, «наличие у США большого количества крылатых ракет и другого высокоточного оружия, наводимого на цели в режиме реального времени, создает реальную угрозу нанесения по СЯС России обезоруживающего удара, причем, скорее всего, неядерного». При имеющемся быстром сокращении как собственно СЯС России, так и систем ПВО и по мере их дальнейшей деградации при одновременном увеличении крылатых ракет в США вероятность нанесения такого удара будет нарастать. Тем более что США продолжают активно развивать свою систему ПРО, которая в отдаленной перспективе может нейтрализовать весь наш стратегический потенциал, а Россия свою — нет.
Похоже, американцы уверены, что существенная разница в ядерных, обычных и противоракетных потенциалах между ними и нами означает конец политики сбалансированного устрашения и одновременно начало новой эпохи, когда единственная военная сверхдержава будет обладать гарантированной безнаказанностью. Но это глубокое заблуждение. Россия была, есть и останется (в течение семи лет уж точно) единственной страной, которая может открыто и эффективно противостоять США в глобальном военном конфликте и ограничивать военную гегемонию американцев почти на всех континентах в мирное время. Конечно, это не означает, что нам надо соглашаться на все «компромиссные» предложения США по новому договору о СНВ. Президент России прямо заявил, что «наша страна готова сократить свои стратегические носители в несколько раз по сравнению с договором СНВ-1, но лишь в том случае, если США откажутся от планов создания глобальной ПРО». Но американцы пока не отказались. Широко разрекламированные заявления США о временном замораживании развертывания третьего позиционного района ПРО в Восточной Европе в расчет приниматься не должны. Это попытка разменять несуществующую пока систему на наш реальный ядерный потенциал. Надо добиваться большего — заставить США взять на себя конкретные юридические обязательства, и в отношении не только наземного компонента ПРО, но и морского. То есть ограничить в том числе количество развертываемых систем «Иджис» на кораблях ВМФ. Кроме того, обмен данными по телеметрии должен быть равноценным. Как заявил в самом конце прошлого года премьер-министр России Владимир Путин, «если мы хотим сохранить баланс сил, то пусть наши американские партнеры предоставляют нам всю информацию по ПРО, а мы будем передавать им какие-нибудь данные по наступательным вооружениям». Наконец, нам необходимо выработать внятный совместный документ по сокращению арсенала крылатых ракет морского базирования. Ну и конечно, Россия должна форсировать разработку новых баллистических ракет и резко увеличить производство существующих ракетных комплексов.
